Филлис Уитни - Атмор Холл [Женщина в зеленом]

— Я тоже видела его, — сказала я и больше ничего не добавила. К счастью, она потеряла ко мне интерес и вступила в беседу с мужчиной справа от нее.

Я потягивала крепкий английский чай и думала о старом Даниэле. Если он был напуган, то в чем причина? И почему он шатался возле этих руин? Но не было никого, у кого я могла бы спросить, поэтому я целиком посвятила себя поеданию тонюсенького печенья, малюсеньких сэндвичей и крошечных глазурованных пирожных, которые принесли на старинном серебряном чайном подносе. Я помнила этот поднос так же, как помнила аромат меда, исходящий от пирожных, без сомнения выпеченных тем же поваром, который заправлял кухней, когда я жила в Атморе. На мгновение я забыла о старом Даниэле.

Только один раз моя тайна чуть было не раскрылась. Это произошло, когда служанка, которую звали Нелли, обнося гостей пирожными — само совершенство в своей черной униформе с белым пятном фартука из органди, — взглянула мне в лицо и чуть было не уронила поднос мне на колени. Я торопливо поблагодарила ее, умудрившись одновременно слегка покачать головой. Она пришла в себя через секунду и вышла из комнаты. Когда-то Нелли была моим другом в чужом для меня месте.

Человек, который вошел с Мэгги, не принимал участия в чайной церемонии. Он вежливо отвесил всем общий поклон, но не сопровождал Мэгги во время знакомства с гостями. Он стоял, держа в руке чашку с чаем, и смотрел через дальнее французское окно на освещенную солнцем террасу. Я увидела блеск драгоценных камней в его запонках и вдруг поняла, кто это.

Найджел Бэрроу приезжал с визитом в Атмор со своих Багамских островов, когда я познакомилась с ним. Тогда он был более загорелым, чем теперь, и не носил усов. В его волосах тоже прибавилось седины, хотя он был всего на год или около того старше Джастина. Надетые напоказ запонки помогли мне сразу же узнать его. Они меня всегда озадачивали, так как их носил такой тихий и непритязательный человек. Его бизнес, насколько я помнила, был связан со строительством и его поместьем на Багамах, и я полагала, что он зарабатывал достаточно денег, чтобы позволить себе щеголять в драгоценных запонках, если ему было угодно. Он не был женат, и Джастин, и Марк, и Мэгги долгое время считали его одним из членов своей семьи, потому что Джастин подцепил его, когда они мальчиками вместе ходили в одну школу. Джастин попал в эту школу благодаря своему рождению, в то время как Найджел Бэрроу попал туда, пройдя трудный путь, выиграв себе стипендию в сложном конкурсе. Однажды Джастин привез его с собой домой на каникулы, и семья более или менее приняла его. Я вспомнила его еще и благодаря довольно-таки натянутой беседе, которая однажды произошла между нами.

Он увидел, что я смотрю в его направлении и слегка улыбнулся, подняв свою чашку в приветственном жесте. Мэгги, должно быть, предупредила его о моем присутствии.

Он был тихим человеком с хорошими манерами, довольно деликатного сложения, но гибкий и деятельный. Я помнила, что на охоте он обгонял всех сквайров, занимался верховой ездой, когда только это было возможно. Я помнила это очень хорошо, потому что все, что я могла делать с лошадью, так это свалиться с нее. Однажды, когда Джастин в ярости проскакал мимо меня, Найджел Бэрроу помог мне подняться и отряхнуть пыль. Джастин никогда не мог понять, почему кто-то не может научиться держаться в седле. Он думал, что я упрямлюсь и падаю только для того, чтобы вызвать у него раздражение. В конце концов, как он неоднократно говорил, не было ли моей главной миссией в жизни пытаться все время мучить и раздражать его? Джастин никогда ничего во мне не понимал — никогда! И мне не следовало бы начинать эти мучения снова.

Мэгги переходила от гостей к чайному столу и обратно, но однажды она отошла в сторону к окну поговорить с Найджелом. Я видела, как она положила левую руку ему на плечо, и снова поймала блеск сапфировой звезды на ее безымянном пальце. В запонках Найджела тоже были сапфировые звезды! Сердце мое слегка екнуло. Как он мог быть ровней Мэгги Грэхем? Он был аутсайдером. Несмотря на то, что Атмор был когда-то ему почти родным домом, он не был рожден для него, он не был рожден для всего, что связано с ним.

Я откусила кусочек бисквита, пытаясь прийти в себя. Неужели я была таким снобом? Я, которая была гораздо больше аутсайдером, чем Найджел когда-либо мог быть! Я, которая никогда не чувствовала себя уютно в Атморе и никогда бы не смогла, живи я тут хоть сто лет. Не только Джастин, но весь дом отверг меня. Но что же тогда делала я здесь в Красной гостиной, попивая английский чай и критически размышляя о человеке, который был по природе добр, хотя и не имел врожденных манер?

Чаепитие закончилось, наконец, и мисс Дэвис показала это нам незаметным жестом, что заставило нас всех встать со стульев. Я вознамерилась уйти со всеми. Я хотела основательно затесаться среди остальных, но Мэгги тихо и уверенно отделила меня от них. Они пошли через холл, а Мэгги подвела меня к лестнице.

— Твоя комната готова, — сказала она. — Я приказала принести твою сумку из автобуса, а водителю было сказано, что ты остановишься у нас. Иди наверх и устраивайся. Позвони Нелли, когда ты будешь готова, и дай мне знать, когда мы сможем поговорить. Нелли опять у тебя в услужении, пока ты здесь, это ей дополнительная нагрузка.

Невозможно было противостоять ей. Я была снова той девятнадцатилетней девчонкой, какой я когда-то была — глиной для любого, кто хотел из меня что-нибудь вылепить, причем рада была этому. Я отчаянно пыталась выяснить, кем же я была в эти дни, так как во мне было слишком развито желание быть для дорогих мне людей именно такой, какой они хотели меня видеть. И трудность была в том, что я никак не могла угадать полностью их желание и полностью соответствовать их представлениям обо мне. Но огонь Атмора не мог меня греть постоянно. В конце концов, я всегда снова приобретала свой определенный американский облик, и Атмор был определенно разочарован во мне.

Нелли поджидала меня у подножия лестницы, готовая мне услужить. В старые времена служанка из верхних комнат никогда не должна была работать в гостиной, но эти времена прошли навсегда. Нелли работала везде, где было нужно, то есть по всему дому.

За исключением моей подозрительной встречи со старым Даниэлем, ее приветствие было первым дружеским приветствием в Атморе.

— Как хорошо, что вы вернулись, мисс Ева, — сказала она, и у меня не хватило духу сказать ей, что я далеко не «вернулась».

Как хорошо я помнила белую лестницу, ее изящные железные перила по обеим сторонам, тоже покрашенные белым. Красный бархатный ковер плавно стекал по ее ступенькам, а ее блестящие перила уводили взгляд все выше и выше, с этажа на этаж. Эта лестница мне всегда казалась одним из шедевров в доме. Огромное пространство на глухой без окон стене наверху было занято хорошими семейными портретами, причем самое выгодное место над нижним пролетом было занято портретом в полный рост миссис Лэнгли, которая построила этот дом и украсила его в соответствии со своим богатым воображением. Кончила она тем, что жила в нем вдовой с пятью дочерьми на выданье. Как, вероятно, они оживляли дом своими веселыми вечерами прежде, чем старшая из них нашла себе мужа и ввела его в дом, чтобы поддержать традиции Атмора, добавив новое имя к списку его владельцев. Фамилия Данкоум продолжала время от времени появляться в Атморе несколько своеобразным путем, хотя наследников этого имени не было. Портрет несчастного мистера Данкоума был сослан на верхний этаж. Настоящая семья некоторым образом гордилась им, хотя он вызывал и известное чувство неловкости. Миссис Лэнгли, вероятно, никогда не одобряла женитьбы своего зятя на ее дорогой Синтии, но милое лицо ее старшей дочери на портрете говорило об истории своенравного упрямства и извращения.